Короткая победоносная война - Страница 25

— Так точно, сэр. — Лейтенант-коммандер Вебстер протянул планшет с рапортом. — Оценка капитаном Тэнкерсли предполагаемого ремонта «Ники», сэр.

— Ага! — Сарнов взял планшет и положил на стол. — Я прочту это позже. Для начала просто сообщите мне самую плохую новость.

— Все не так уж плохо, сэр. — Официальное выражение лица Вебстера сменила улыбка. — Определенно поврежден кожух генератора, но капитан Тэнкерсли считает, что они смогут заменить его на месте в течение четырнадцати недель.

— Четырнадцать недель, вот как! — Сарнов пригладил щеточку усов, его зеленые глаза были задумчивы. — Чертовски жаль, что она застрянет так надолго, но вы правы — это лучше, чем то, чего я боялся. — Он откинулся на спинку стула, все еще поглаживая усы, и кивнул. — Доложите адмиралу Парксу, что, по моему мнению, мы можем позволить «Неудержимому» уйти по графику, Сэмюэль.

— Есть, сэр.

Вебстер коротко отсалютовал и направился к выходу, но Сарнов остановил его:

— Подождите минуту, Сэмюэль.

Лейтенант-коммандер остановился, и адмирал указал ему на стул.

— Присаживайтесь.

— Есть, сэр.

Вебстер опустился на указанный стул, а Сарнов покрутился в кресле и, нахмурившись, упер взгляд в стол. Затем, подняв голову, встретился глазами с офицером связи.

— Вы были на «Василиске» с леди Харрингтон?

Его вопрос больше походил на утверждение, и глаза Вебстера потемнели. Он почти машинально поднес руку к груди, затем резко опустил и кивнул:

— Так точно, сэр.

— Расскажите мне о ней. Немного. — Сарнов откинулся на спинку кресла, по-прежнему глядя в глаза лейтенант-коммандеру. — О, я читал ее доклад, но мне ничего не известно о ней лично.

— Я… — начал было Вебстер, но остановился и закашлялся, собираясь с мыслями.

Сарнов терпеливо ждал. В КФМ не принято было обсуждать старших по званию офицеров, особенно бывших командиров, и, вообще-то говоря, адмирал не любил офицеров, которые поощряли подобные расспросы. Но сейчас у него не было другого выхода. Адмирал Паркс фактически ничего не сказал, однако его замечания в адрес Харрингтон заставляли задуматься: чего же он так явно не договаривал?

Боевого командирского опыта у Хонор Харрингтон было больше, чем у любых двух офицеров ее возраста. Казалось, представленный ею доклад мог убедить любого адмирала, что иметь в своем подчинении такого опытного и способного капитана — одно удовольствие. Однако Паркс, очевидно, думал иначе. Может быть, он знал что-то, чего не знал Сарнов? Чего не было в ее официальном личном деле?

Конечно, Паркс всегда был педантом во всем, что касалось военного этикета. Никто не мог отрицать его компетентность, но он был таким невыносимо чопорным и правильным — настоящая замороженная рыба! А до Capнова доходили разные слухи относительно Харрингтон. Он знал, что пересуды неизбежны, особенно об офицерах, сделавших такую карьеру, как она. Проблема заключалась в том, чтобы разобраться, какие из этих историй основываются на фактах, а какие — на вымысле. Его особенно беспокоило, что многие считали ее вспыльчивой — даже высокомерной и самонадеянной, — и он подозревал, что как раз это и беспокоило Паркса.

Конечно, большинство слухов распространяют завистники, да и Адмиралтейство вряд ли доверило бы командование «Никой» офицеру сомнительных достоинств. Но ясно прозвучал намек на постороннее участие, и, судя по всему, адмирал Александер, граф Белой Гавани, имел личную заинтересованность в карьере Харрингтон. Сарнов знал Александера, пусть не очень хорошо, но его открытая поддержка, вероятно, отражала уверенность в том, что Харрингтон достойно заслужила каждую запись в личном деле. В конце концов, в том и заключается адмиральская работа — воспитывать молодых выдающихся офицеров. Но в определенной степени сама репутация графа Белой Гавани, в прошлом всегда отказывавшегося злоупотреблять личным влиянием, делала его нынешние усилия по продвижению Харрингтон по меньшей мере подозрительными.

И кто бы что о ней ни думал, она была теперь капитаном флагманского корабля Сарнова. Он должен знать женщину, окутанную всеми этими историями, не только по документам. Вот почему он нуждался в информации от кого-то, кто знал ее лично. Да и Вебстера трудновато назвать простым младшим офицером. Несмотря на молодость, Сэмюэль Вебстер, вероятно, перевидал старших офицеров — и по возрасту, и по рангу — больше, чем сам Сарнов. Кроме того, служа у Харрингтон, он был серьезно ранен, что наверняка избавило его от юношеской склонности идеализировать своего командира. А еще он был умен и наблюдателен, и Сарнов доверял его мнению.

Вебстер глубже уселся в кресло, не подозревая о мыслях Сарнова, но страстно желая, чтобы адмирал отказался от расспросов. Он понимал, что обсуждать капитана Харрингтон с ее командиром не этично. Но он служил офицером связи уже не у нее, а у адмирала Сарнова.

— Я не знаю точно, что вас интересует, сэр, — наконец вымолвил он.

— Я понимаю, что ставлю вас в неловкое положение, Сэмюэль, но вы единственный человек в моем штабе, кто действительно знает ее, и…

Адмирал неопределенно махнул рукой, не желая объяснять причину своего беспокойства, а Вебстер вздохнул.

— В таком случае, адмирал, я могу сказать одно: она лучше всех, — сказал он. — У нас были серьезные проблемы, когда нас сослали на «Василиск», а капитан — она справилась с ними, сэр, и я никогда не слышал, чтобы она при этом повысила голос. Вы знаете, какой была тогда станция «Василиск», и мы точно не были лучшей командой, когда прибыли на место. Но, клянусь Богом, адмирал, мы были лучшими, когда улетали оттуда.