Короткая победоносная война - Страница 46

— Почему нет? — Хонор, казалось, почувствовала облегчение, заговорив о работе, она медленно отвела глаза от портрета королевы Елизаветы и улыбнулась. — И… спасибо, Мика. Большое спасибо.

— Ну вот еще! Для чего же тогда друзья? — рассмеялась Мишель, затем расправила плечи и щелкнула каблуками, завершая разговор. — С этими словами позвольте откланяться, доброй ночи, мэм.

— Доброй ночи, Мика, — сказала Хонор, и ее улыбка сопровождала коммандера до самого люка.

* * *

— … и я думаю, леди и джентльмены, что это касается практически всех, — сказал Йенси Паркс. — Благодарю вас, и всем доброй ночи.

Собравшиеся офицеры эскадры поднялись и, вежливо кивнув, покинули зал. Все, кроме одного, и Паркс удивленно поднял брови, увидев, что контр-адмирал Марк Сарнов остался в кресле.

— Вы что-то хотите, адмирал? — спросил он.

— Да, сэр, — спокойно ответил Сарнов. — Я могу поговорить с вами? — Он быстро посмотрел на коммодора Капра и капитана Хёрстона, затем снова на Паркса. — Наедине, сэр.

Паркс резко вдохнул. Он чувствовал, что Капра и Хёрстон тоже удивлены. Сарнов говорил скромно и уважительно, но настойчиво, а зеленые глаза были чересчур спокойны. Капра хотел что-то сказать, но адмирал жестом остановил его.

— Венсан, Марк, вы не оставите нас на минуту? Когда мы с адмиралом Сарновым закончим, я присоединюсь к вам в кают-компании и мы продолжим анализ передислокаций.

— Конечно, сэр.

Капра встал, глазами дав знак операционисту флота подняться, и оба вышли из зала. Дверь за ними закрылась. Паркс, откинувшись в кресле, поднял руку открытой ладонью к Сарнову:

— Так о чем вы хотели поговорить со мной, адмирал?

— О капитане Харрингтон, сэр, — ответил Сарнов. Глаза Паркса сузились.

— А что с капитаном Харрингтон? Есть проблемы?

— Не с нею, сэр. Ее работой я доволен. Но есть причина для разговора.

— Вот как?

— Да, сэр. — Сарнов с вызовом встретил взгляд своего командира. — Могу я узнать, сэр, почему капитан Харрингтон — единственный флагманский капитан, ни разу не приглашенный для совещания на борт «Грифона»?

Паркс с невозмутимым выражением лица глубже откинулся назад и забарабанил пальцами по ручке кресла.

— Капитан Харрингтон, — сказал он, выдержав минуту, — была полностью занята возвращением в строй своего корабля и знакомством с обязанностями капитана флагманского корабля, адмирал. И я не видел причин отвлекать ее от неотложных забот для участия в рядовых совещаниях.

— При всем моем уважении, сэр Йенси, я не думаю, что это правда, — сказал Сарнов. Паркс побагровел.

— Вы называете меня лжецом, адмирал Сарнов? — сухо спросил он.

Подчиненный, не отводя глаз, покачал головой.

— Нет, сэр. Возможно, мне следовало сказать так: я не верю тому, что ее плотное расписание — единственная причина, по которой вы лишили ее доверия.

Паркс со свистом втянул воздух сквозь зубы, глаза его заледенели — как и голос:

— Даже если допустить, что это правда, я с трудом понимаю, каким образом мои отношения с капитаном Харрингтон касаются вас, адмирал.

— Она капитан моего флагмана, сэр, и чертовски хороший капитан, сэр, — ответил Сарнов тем же спокойным тоном. — За прошедшие одиннадцать недель она не только освоила свои обязанности по эскадре, к моему полному — абсолютному — удовлетворению, наблюдая одновременно за ремонтом собственного корабля. Она продемонстрировала почти невероятное искусство в тактических маневрах, заслужила уважение всех моих капитанов и взвалила на свои плечи добрую половину забот капитана Корелл. Скажу больше, она выдающийся офицер с огромным опытом, которым мог бы гордиться любой капитан, ей практически нет равных. А исключение Харрингтон из числа участников совещаний оперативной группы может означать только то, что вы не очень доверяете ей.

— Я никогда не говорил и даже не намекал, что не доверяю капитану Харрингтон, — холодно сказал Паркс.

— Наверное, никогда не говорили, сэр, но, вольно или невольно, вы дали это понять.

Паркс выпрямился в кресле, лицо его окаменело. Было ясно, что он в ярости, а в глазах можно было прочесть даже нечто большее, чем ярость, когда он подался вперед, к Сарнову, и сказал:

— Позвольте мне прояснить одну позицию, адмирал. Я не потерплю нарушения субординации. Ясно?

— Я не собирался нарушать субординацию, сэр Йенси. — Обычно мелодичный тенор Сарнова стал плоским, почти болезненно нейтральным, но решительным. — Как командир вверенной мне эскадры линейных крейсеров, находящейся в вашем подчинении, я считаю своим долгом поддерживать своих офицеров. И если я вижу, что с одним из них поступают нечестно или несправедливо, моя обязанность — найти объяснение подобного отношения к нему или к ней.

— Хорошо. — Паркс снова откинулся на спинку стула, чувствуя, как внутри кипит гнев. — В таком случае, адмирал, я буду предельно откровенен. Мне не нравится, что капитан Харрингтон назначена в эту оперативную группу. Видите ли, я не доверяю ее способности размышлять здраво.

— Сэр, при всем моем уважении я не понимаю, как вы может судить о ее здравомыслии, ни разу не повстречавшись с нею.

Правая рука Паркса вцепилась в край стола, в глазах появилось угрожающее выражение.

— Ее личное дело ясно показывает, что она вспыльчива и порывиста, — холодно сказал он. — Она стала личным врагом Клауса Гауптмана, а мне вряд ли надо вам объяснять, насколько влиятелен картель Гауптмана. Или как сложно развивались отношения Гауптмана с флотом на протяжении многих лет. Учитывая напряженность на границе с НРХ, обострять отношения Королевского Флота Мантикоры с Гауптманом — я имею в виду, еще сильнее обострять их — очевидная глупость со стороны любого офицера. Потом, это нарушение субординации после «Василиска», когда через голову адмирала Хэмпхилл она обратилась в Комиссию по развитию вооружения. Все, что она сказала, разумеется, следовало довести до сведения Комиссии, но сделать это в частном порядке и, по крайней мере, хотя бы в минимальном объеме соблюсти военную этику. Определенно, Харрингтон продемонстрировала полное непонимание ситуации, использовав один из самых важных органов власти, чтобы публично поставить в неловкое положение флагманского офицера на службе Короны! Этого ей было мало. Она оскорбила и избила дипломатического представителя правительства Ее Величества на Ельцине. Затем предъявила ультиматум главе дружественного государства. И хотя в ее личном деле нет соответствующей записи, всем известно, что после битвы при «Вороне», если бы ее не удержали силой, она расстреляла бы находящихся под ее охраной военнопленных! Военные заслуги могут быть сколь угодно блестящими, но подобное поведение указывает на хроническую неуравновешенность. Эта женщина — настоящая пороховая бочка, адмирал, и я не хочу, чтобы она находилась под моим командованием!