Однако убийство Уолтера Франкеля напугало всех. Мафия долистов стала почти узаконенной частью властной структуры, державшей в подчинении толпу, пока Законодатели рулили в правительстве. Периодические бунты и нападения на постоянно сменяемый аппарат бюрократической структуры превратились в неотъемлемую часть того, что называлось политическим процессом. Но между лидерами долистов и правящими кругами существовало — и уже давно — молчаливое соглашение, исключавшее высокопоставленных чиновников и выдающихся Законодателей из списка возможных жертв.
— Я думаю, — сказал наконец президент, медленно и осторожно подбирая слова, — что мы вынуждены предположить, по крайней мере на данный момент, что СГП разрешил покушение.
— Боюсь, мне придется с вами согласиться, — с сожалением призналась Палмер-Леви. — И, откровенно говоря, меня не меньше беспокоят донесения о том, что Роб Пьер подбивает клинья к руководству СГП.
— Пьер? — От удивления голос президента стал резким.
Шеф госбезопасности кивнула с совершенно несчастным видом.
Роберт Стэнтон Пьер был самым влиятельным менеджером долистов в Хевене. Он не только контролировал почти восемь процентов голосов всех долистов, но являлся в настоящее время спикером Народного Кворума — «демократического партийного совещания», диктовавшего менеджерам долистов, как им голосовать.
Такая большая власть в руках любого не-Законодателя могла заставить нервничать кого угодно. Потомственные правящие семьи пребывали в уверенности, что Народный Кворум существует, только чтобы штамповать так называемые «выборы», подтверждающие легитимность их власти. Но Пьер — это ужасно. Урожденный долист, в детстве он сам жил на БЖП, на эту пресловутую «долю», и проложил себе дорогу к нынешнему положению, используя все грязные уловки, какие только можно себе представить. Некоторые из них не пришли бы в голову даже самим Законодателям. Он пока следовал их правилам, ибо знал, с какой стороны бутерброда намазано масло, но при том оставался голодным до власти.
— Вы точно знаете, что это Пьер? — спросил Гаррис, секунду помолчав.
Палмер-Леви пожала плечами.
— Мы знаем, что он общался с членами ПГП, — сказала она.
Гаррис кивнул. Партия гражданских прав была политическим крылом СГП, она открыто выступала в Народном Кворуме и осуждала понятный, но прискорбный экстремизм, к которому вынуждены прибегать некоторые граждане. Это был старый прием маскировки, но он обеспечивал руководителям Кворума эффективный канал связи с членами подпольного СГП.
— Мы не знаем точно, о чем они говорили, — продолжала Палмер-Леви, — но его положение спикера Кворума предоставляет достаточно законных поводов для встреч с ними. И с некоторыми делегатами он, кажется, сошелся очень коротко.
— В таком случае мы должны серьезно рассмотреть вероятность того, что он знал о готовящемся убийстве, — медленно произнес Гаррис. — Я не имею в виду, что он участвовал в планировании, но если к этому имела отношение СГП, то он должен был знать — или подозревать — об их планах. А если он знал и не сказал нам, значит, он считает необходимым укреплять отношения с ними даже за наш счет.
— Вы действительно полагаете, что дела настолько плохи, Сид? — спросил Бергрен. Уверенности у президента не было.
— Нет. Но лучше исходить из самого пессимистического варианта. Если СГП дала добро на убийство (и если Пьер что-то знал, но предпочел не сообщать нам), а мы будем думать, что они этого не делали, мы совершим серьезную внутриполитическую ошибку.
— Вы предлагаете нам отказаться от предложений Уолтера относительно БЖП? — спросил Жорж де ля Сангле.
Полный светловолосый де ля Сангле стал преемником Франкеля на посту министра экономики… не сумев отбрыкаться от этой «чести». Никто в здравом уме не захотел бы принять на себя ответственность за ветхую финансовую структуру Республики, и де ля Сангле выглядел очень несчастным, задавая свой вопрос.
— Я не знаю, Жорж, — вздохнул Гаррис, сжав переносицу.
— Мне неприятно это говорить, но я не думаю, что мы действительно сможем отказаться от сокращения БЖП, — ответил де ля Сангле. — Если только не урежем наши военные расходы по меньшей мере на десять процентов.
— Невозможно, — немедленно отреагировала Думарест. — Господин президент, уж вы-то знаете, что этот вопрос не обсуждается! Мы должны держать наш флот на текущем уровне готовности по крайней мере до тех пор, пока не разберемся с Мантикорским Альянсом раз и навсегда.
Де ля Сангле насупился, даже не оглянувшись на военного министра, и продолжал умоляюще смотреть на президента, но выражение лица Гарриса не оставляло никаких надежд.
— Нам надо было ударить по Мантикоре четыре года назад, — проворчал Дункан Джессап, секретарь Комитета по открытой информации.
Приземистый, постоянно взъерошенный человек, он производил впечатление сварливого, но добросердечного дядюшки. Его организация была рупором официального правительственного мнения, главным каналом пропаганды, однако двадцать лет назад комитет Джессапа отвоевал у Министерства общественного здравоохранения еще и Бюро умственной гигиены, превратив его в полицию чистоты помыслов. Джессап использовал эту полицию с такой холодной и жестокой деловитостью, что временами пугал даже Гарриса, а личный контроль над деятельностью ПЧП сделал его самым влиятельным после президента членом кабинета министров.
— Тогда мы не были готовы! — возразила Думарест. — Мы были слишком заняты освоением приобретенных территорий и…